Арианне, когда она ездила с тремя песчаными змейками навещать мать Тиены, случалось переправляться через Мандер. По сравнению с этим могучим потоком Зеленая Кровь едва ли могла называться рекой, однако она давала жизнь всему Дорну. Имя ей дали за мутно-зеленый цвет, но сейчас эта зелень горела на солнце золотом. Редко глазам Арианны представлялось столь отрадное зрелище. Дальше все просто: они пойдут на шестах вверх до Вервия и поднимутся по притоку, сколько будет возможно. Достаточно времени, чтобы подготовить Мирцеллу ко всему, что им предстоит. За Вервием снова начнутся пески. Чтобы преодолеть их, им понадобится помощь Песчаника и Адова Холма, но Арианна не сомневалась, что получит ее. В доме Уллеров воспитывался Красный Змей до своего посвящения в рыцари, а любовница Змея Эллария Сэнд — внебрачная дочь лорда Кворгила, то есть четверо песчаных змеек приходятся ему внучками. Арианна решила, что коронует Мирцеллу в Адовом Холме и там же поднимет свои знамена.

Лодка, укрытая ветвями плакучей ивы, ждала их в лиге вниз по течению. Эти суденышки, низкие и широкие, Юный Дракон презрительно именовал «хижинами на плотах», но здесь он был явно несправедлив. Все сиротские лодки, кроме совсем уж бедных, ярко раскрашены и покрыты искусной резьбой. Эта, с деревянным рулем в виде русалки и рыбьими головами по бортам, являла взору все оттенки зеленого. На палубе шесты, канаты и сосуды с оливковым маслом, на носу и корме — железные фонари. Но где же команда? — подумала Арианна, не видя ни одного человека.

— Эй вы, лежебоки, рыбьи глаза, просыпайтесь, — закричал Гаррин, спрыгнув с коня. — Принимайте свою королеву! Вылезайте и несите вино. У меня во рту…

Дверь палубной надстройки открылась, и на солнце вышел Арео Хотах со своей секирой.

Гаррин замер на месте, Арианне же показалось, будто секира перерубила ее пополам. Не может быть. Не может быть, чтобы все кончилось этим.

— Ты последний, кого я ожидал здесь увидеть, — сказал Дрю, и принцесса поняла, что пора действовать.

— Прочь! — крикнула она, соскочив наземь. — Арис, защищайте принцессу…

Хотах стукнул древком о палубу, и над резными бортами поднялась дюжина гвардейцев с метательными копьями и арбалетами. Еще несколько появились на крыше каюты.

— Сдавайтесь, моя принцесса, — сказал капитан, — иначе нам придется перебить всех, кроме вас и ребенка, как приказал ваш отец.

Мирцелла, не шевелясь, сидела в седле, Гаррин медленно пятился с поднятыми руками.

— Сдаться будет всего разумнее, — сказал Дрю, отстегнул пояс с мечом и бросил его на землю.

— Нет! — Сир Арис поставил коня между Арианной и солдатами. Клинок в его правой руке сверкнул серебром, левую он успел продеть в лямку щита. — Вы не возьмете ее, покуда я жив.

Дурак ты безмозглый, промелькнуло в голове Арианны.

— Ты что, Окхарт, слеп или глуп? — хохотнул Темная Звезда. — Их слишком много. Убери меч.

— Делайте, как он говорит, сир Арис, — посоветовал Дрю.

Мы попались, сир, хотела сказать Арианна. Ваша смерть ничего не решит. Сдавайтесь, если любите вашу принцессу. Но слова эти так и остались непроизнесенными.

Сир Арис Окхарт, взглянув на нее с тоской и любовью, вонзил золотые шпоры в бока своего коня и пошел в атаку.

Он мчался к лодке, и белый плащ трепетал у него за плечами. Ничего столь рыцарственного и столь сумасбродного Арианне на своем веку видеть не доводилось.

— Неееееет! — закричала она, но дар речи вернулся к ней слишком поздно. Загудел один арбалет, за ним другой. Хотах выкрикнул что-то. Тяжелый дубовый щит на таком расстоянии защищал не лучше пергамента. Первый болт пригвоздил его к плечу рыцаря, второй оцарапал Арису висок. Брошенное кем-то копье угодило коню в бок, но скакун, шатаясь, продолжал бежать вверх по сходням. — Нет, — кричал кто-то, какая-то маленькая дурочка, — нет, не надо, я этого совсем не хотела. — Мирцелла тоже пронзительно кричала от страха.

Меч сира Ариса махнул вправо и влево, сразив двух копейщиков. Конь, став на дыбы, ударил в лицо гвардейца, перезаряжавшего арбалет, но другие продолжали стрелять. Скакун, утыканный болтами, рухнул на палубу. Арис успел свалиться с него и даже удержал меч. Он привстал на колени рядом с поверженным конем… и над ним вырос Арео Хотах.

Белый рыцарь слишком медленно поднял свой меч. Секира Хотаха отделила от плеча его правую руку, взмыла, брызгая кровью, вверх, опустилась снова в страшном двуручном размахе.

Голова Ариса Окхарта хлопнулась в тростники, и Зеленая Кровь, тихо плеснув, смыла красную.

Арианна не помнила, как слезла с лошади, быть может — просто упала. Упираясь коленями и руками в песок, она рыдала, тряслась и извергала наружу свой ужин. Нет, стучало у нее в голове. Никто не должен был пострадать, ведь я так хорошо все придумала.

— Держите его, — взревел Арео Хотах. — Не дайте уйти!

Мирцелла тоже лежала на земле, с плачем закрывая лицо руками, и между ее пальцев струилась кровь. Арианна не понимала, в чем дело. Одни солдаты садились на коней, другие сгрудились вокруг заговорщиков, но все это не имело смысла. Она просто спит, и ей снится страшный кровавый сон. Не может такое происходить наяву. Сейчас она проснется и посмеется над своими ночными ужасами.

Когда ей стали связывать руки за спиной, она не сопротивлялась. Один из гвардейцев, одетый в цвета ее отца, рывком поднял принцессу на ноги, другой достал из-за ее голенища метательный нож — подарок кузины Ним.

Арео Хотах, хмурясь, взял его у солдата.

— Принц приказал мне вернуть вас в Солнечное Копье. — Кровь Ариса Окхарта обрызгала его щеки и лоб. — Простите великодушно, маленькая принцесса.

— Как он узнал? — Арианна подняла к нему залитое слезами лицо. — Я была так осторожна. Как он узнал?

— Кто-то проговорился, — пожал плечами Хотах. — Кто-то всегда проговаривается.

АРЬЯ

Каждую ночь перед сном она бормотала в подушку свою молитву:

— Сир Григор, Дансен, Рафф-Красавчик, сир Илин, сир Меррин, королева Серсея. — Имена Фреев с переправы она бы тоже добавила в перечень, если б знала их. Но когда-нибудь она узнает и убьет их всех.

Оказалось, однако, что в Черно-Белом Доме замечают все шепоты, даже самые тихие.

— Дитя, — спросил как-то добрый человек, — чьи это имена шепчешь ты по ночам?

— Ничьи.

— Ты лжешь. Все люди лгут, потому что боятся. Одни постоянно, другие — лишь изредка. Некоторые лгут лишь в чем-то одном и повторяют это так часто, что сами начинают верить в свою ложь… хотя маленькая частица их душ знает, что они лгут, и это отражается у них на лице. Скажи мне, чьи это имена.

Арья прикусила губу.

— Не важно чьи.

— Нет важно, — настаивал он. — Скажи.

Скажи, или окажешься на улице, послышалось ей в его голосе.

— Это люди, которых я ненавижу. Я желаю им смерти.

— Мы слышим много таких молитв в этом доме.

— Я знаю. — Благодаря Якену Хгару ее желание сбылось трижды. Стоило только шепнуть…

— Ты потому и пришла к нам? — продолжал добрый человек. — Пришла научиться нашему мастерству, чтобы убить ненавистных тебе людей?

Арья не знала, как на это ответить.

— Может быть.

— Тогда ты пришла не в то место. Не ты решаешь, кому жить, а кому умирать. Это в руках Многоликого. Мы лишь слуги его, поклявшиеся исполнять волю бога.

— Да? — Арья оглядела статуи, у ног которых мерцали свечи. — Который из них он?

— Все из них.

Он так и не назвал ей своего имени, и девочка-призрак тоже — та худышка с большими глазами, напоминавшая ей другую маленькую девочку, Ласку. Она и Арья жили в подвале. Там же помещались трое послушников, двое слуг и повариха Умма. Эта женщина любила поговорить за работой, но Арья не понимала ни слова из ее болтовни. У других имен не было, или они просто не хотели говорить, как их зовут. Один слуга был очень стар и согнут в три погибели, у другого, краснолицего, волосы росли из ушей. Она думала, что они оба немые, пока не услышала, как они молятся. Из послушников самый старший казался ровесником ее отца, двое других были немногим старше Сансы, бывшей когда-то ее сестрой. Все они носили одежду, черную с левой стороны и белую с правой, капюшонов им не полагалось. У доброго человека и девочки-призрака все обстояло наоборот: справа черное, слева белое. Арье дали одежду слуги — рубаху из некрашеной шерсти, мешковатые портки, полотняные подштанники и тряпичные башмаки.